Неоновый мир - Страница 66

К оглавлению

– Пусть обращаются к Микробу. Знаешь такого?

– Еще бы! Но у него цены – еще те! Он же в розницу толкает.

– С завтрашнего дня я пересажу его на опт.

Академик был явно рад, что разговор перешел в безопасное и продуктивное русло.

– Цена будет такой же, как у Лехи.

– Вот это дело! – обрадовался Ботаник. – Вот это разговор! Нам бы еще о розничной цене добазариться!

– А что с ней?

– Надо ее поднять! Сам прикинь! «Освежитель» потеснил всю прочую наркоту. Если договориться и увеличить розничную цену на сотку-другую, всем будет на пользу.

Академик с Ботаником с чувством исполненного долга углубились в дебри наркоэкономики. Валентину и Панфилова это мало интересовало. Они сняли наушники и заговорили вполголоса:

– Болтают о наркотиках, словно это майонез! – возмутился Панфилов. – Не удивлюсь, если скоро появятся оптовые базы по продаже «дури». Так и представляю рекламу на заборе: «Наркотики со всего света от лучших производителей. Широкий ассортимент. Низкие цены. Гибкая система скидок!»

– Опять глотнул «Освежителя»? – Валентина вернула друга на землю. – Лучше скажи, что нам теперь делать? Похоже, Ботаник не причастен к убийству Моргулина и Шнитко.

– Я так не считаю. Уверен, что и Академик не поверил ни единому слову своего конкурента. Он просто не захотел ссориться.

– Предпочел войне взаимовыгодную торговлю, – подытожила Валентина.

– Да, – согласился Панфилов. – А насчет того, виновен Ботаник или нет, я окончательно разберусь завтра. Приблизительно к полудню у Репейника должен быть самый разгар отходняка. Вот тогда-то мы и побеседуем. Всю правду выложит за пять минут!

Панфилов ненадолго задумался, а затем сказал:

– Нет, пожалуй, я побеседую с ним прямо с утра!

– Это почему?

– Меня поразил один факт. Репейник арестован, а Ботанику – хоть бы хны! Почему он так спокоен? Уверен в том, что тот его не сдаст? Верх идиотизма – рассчитывать на преданность наркомана.

– Надеюсь, ты не думаешь, что Липатова могут убить прямо у нас в отделе? – заволновалась Валентина.

– Нет, нет, что ты! Если бы он находился в общей камере, тогда все возможно… Конфликт сокамерников, месть родственников ребят, погибших при пожаре… Но он сидит в одиночке. И я приказал к нему никого не подсаживать. Тут совсем другое. Завтра утром к прокурору может прилететь матерый адвокатище. Учитывая раскаяние, «чистосердечное признание» плюс чью-то волосатую лапу, Липатов имеет все шансы оказаться на свободе. А там, на воле, с ним может произойти всякое…

– Ты не перемудрил, Толя? – забеспокоилась Валентина. – По-моему, ты чересчур высокого мнения об умственных способностях этих мелких жуликов. Они могли бы просто устроить Липатову передозировку сразу после поджога – и концы в воду…

Панфилов был вынужден согласиться с ее доводами.

– И вправду… Что это они так опростоволосились? Хотя с другой стороны – кто мог предположить, что поджигателя снимут на видеокамеру и он так быстро окажется в милиции, да еще с чистосердечным признанием в кармане?

Логичным было испросить совета третьей независимой стороны. Глушенкова и Панфилов взглянули на Успенского, но тот совершенно не обращал внимания на коллег. Он старательно укладывал в дипломат свой чудо-прибор.

– Такой короткой и мирной стрелки мне еще не доводилось наблюдать! – объявил он, закрывая кейс. – Расставаясь, Академик с Ботаником едва не целовались. Вот только интересно, кто кому первый выстрелит в спину?

Валентина и Анатолий сильно удивились.

– Всем этим союзам – грош цена! – продолжал Успенский. – Сколько раз я наблюдал подобные полюбовные расставания, а спустя день начинались пальба и взрывы. Есть закономерность: чем радушнее расставание после стрелки, тем страшнее последствия. Трупы, трупы, трупы… Судя по сегодняшним сверхмирным переговорам, трупы нужно ждать в ближайшее время.

Раздался визг тормозов и затем раздраженный голос Академика:

– Пряник, мать твою, где тебя носит? А ну, открывай ворота!

Перепуганный Петька пулей вылетел наружу.

Послышались скрип открывающихся ворот, возня и болезненный вскрик. Пряник вернулся и включил свет. Из рассеченной губы сочилась кровь.

Валентина протянула Петьке носовой платок.

– Не надо, это все ерунда, – отказался Пряник. – Лучше скажите, когда вы этого гада прижмете?

Успенский не медлил с ответом:

– Минут через десять, максимум через пятнадцать. Идет?

– Обалдеть! – восхитился Петька. – Сделаете – и я совсем поверю в нашу милицию!

В руках Успенского оказался мобильник.

– Звонок командиру СОБРа, – ответил Успенский на немой вопрос Валентины. – Самое время начать операцию «Маячок»…

Карусель

Алина проснулась около полудня с чувством ужасного голода, но оказалось, что во всей квартире нет ничего съедобного.

– Чему удивляться, я в полной запарке! – ругала себя Алина. – Сколько дней я уже порхаю, словно птица? Заныриваю домой только затем, чтобы помыться, наштукатуриться и сменить шкуру!

Она поймала себя на мысли, что ее речь все больше напоминала монолог Юли, Лены и прочих клаберов. А еще она вспомнила, что уже очень давно не делала новых записей в «Словаре продвинутого человека».

«Похоже, я перестала воспринимать тусовку как объект изучения, став одной из них! В кого я превратилась? Мотаюсь по ночным клубам, тащусь от электронной музыки, принимаю наркотики, забросила учебу… Но главное, мои мысли в последнее время только о том, где, как, с кем и в чем я проведу предстоящую ночь. Мир под солнцем перестал меня интересовать! И вообще – я чуть не погибла…»